Андрей Шишкин: директора оперы из меня сделал черный рынок

Как поставить оперу на санскрите, получить признание публики и заработать на этом деньги? Директор театра оперы и балета Екатеринбурга Андрей Шишкин рассказал о спектакле, который до него в России не ставил никто.

© Фото: предоставлено фестивалем Золотая МаскаЕкатеринбургский театр оперы и балета привез в Москву уникальный спектакль. Опера Сатьяграха о жизни и борьбе Махатма Ганди была написана гуру музыки ХХ века американцем Филипом Глассом. Постановка произвела в столице настоящий фурор, что неудивительно — такой оперы в России еще не было. Спектакль выдвинут на Золотую Маску сразу в нескольких номинациях: лучшая опера, работа дирижера, режиссера, художника по свету и лучшая мужская роль. Директор театра Андрей Шишкин рассказал Анне Кочаровой о том, как он пошел на такой риск и увлек артистов сложнейшей работой.

© Фото: предоставлено фестивалем Золотая МаскаОпера Сатьяграха

— Почему вы выбрали столь необычную партитуру для постановки? Это ведь титанический труд и для артистов, и для зрителей.

— У меня было счастливое детство, я слушал Led Zeppelin, в институте были Дэвид Боуи, Брайaн Ино, увлекался музыкой ambient и Филипом Глассом. В советское время существовал черный рынок, были квартиры со стеллажами, заставленными записями, можно было переписывать. Мне повезло, что я учился в среде, которая соответствовала духу времени. Любовь к джазу, блюзу, арт-року сохранилась на всю жизнь.

С другой стороны, когда я пришел в театр в 2006 году, на спектаклях было примерно 40 человек в зале на 940 мест. Пять лет мы потратили на то, чтобы ставить академические спектакли с дуэльными пистолетами, бакенбардами и цилиндрами. Это нужно было для того, чтобы вернуть публику в театр. Мы были под страшной критикой со стороны прессы, что мы архаичны, не развиваемся. Потом нужно было время для того, чтобы солисты сели на иглу премьер. Фактор денег важен в театре, но есть еще фактор я должен петь в первом составе, я должен участвовать в постановке. Теперь в сезон мы выпускаем стабильно четыре спектакля — два балета и две оперы. За 10 лет пройден огромный путь, от 40 человек в зале до заполняемости на 92%, от 12 миллионов рублей до 120 миллионов рублей в год на продажах театральных билетов, за 10 лет в 10 раз.

© Фото: предоставлено фестивалем Золотая МаскаСцена из спектакля Сатьяграха

Когда мы подошли к 100-летию театра, я понял, что мы получили доверие публики и можем выпустить продукт, который будет покупаться до премьеры. Я вернулся к идее с Сатьяграхой, которую до этого слышал, но не видел. На каком-то этапе я оказался в Амстердаме, общался с иностранным агентом, который нам помогает. Рассказал ему о своих мечтах, о том, что не знаю, где искать концы, как выкупить права и арендовать ноты. На следующий день он повел меня к нотному библиотекарю в Амстердамской опере, который, оказалось, участвовал в первой постановке этой оперы в 1979 году. Он вызывался нам помочь. Мне дали контакты агентов, я стал списываться, и ситуация пошла в руки.

— Я живо представляю себе картину, как вы вывешиваете в театре объявление о начале репетиций на санскрите. Как восприняли артисты эту работу?

— Я понимал, что, когда я вывешу этот приказ, будет отторжение. Артисту выгоднее выучить партию Герцога в Риголетто, продать себя в соседние Челябинск, Тюмень — это хлеб. Это выгоднее, чем учить что-то на санскрите, то, что никто больше не поставит как минимум в России. Я опасался массового отказа.

Но я думаю, что помогли несколько вещей. Мы нашли специалиста из Санкт-Петербургского университета Наталью Силкину, которая ходила за каждым певцом по сцене и не только подсказывала фонетику, но и объясняла, о чем сейчас говорится в тексте, чтобы артист понимал, о чем речь.

С другой стороны, повлияли режиссер Тадэуш Штрасбергер и дирижер Оливер фон Дохнаньи, которые отнеслись к этому делу серьезно и требовательно. Никаких отказов от исполнителей не звучало. С каждым солистом у меня были личные договоренности, что люди должны быть в команде, что важна их поддержка. Мы не приглашали вокалистов со стороны. Это был внутренний проект, наша особая миссия. Вся работа заняла год, от начала репетиций до премьеры.

© Фото: предоставлено фестивалем Золотая МаскаСцена из спектакля Сатьяграха

— А как реагировала публика?

— Когда мы начали продавать билеты в кассе, некоторые люди спрашивали: Кто такой Махатма Ганди — сын Индиры Ганди? или Это будет индийское кино, танцы и песни? Приходилось много и долго рассказывать.

— Но в итоге премьера оказалась успешной…

— После премьеры прошло два сезона, и мы сыграли около 28 спектаклей — это очень много. Это примерно по 2 спектакля в месяц. Согласитесь, это не Евгений Онегин или Пиковая дама. Перед премьерой все журналисты задавали мне едкий вопрос: Вы вообще осознаете, что вы делаете экспериментальный, фестивальный спектакль? Для нормального зрителя это не посещаемо, вы впустую тратите деньги… Я робко отвечал, что мы будем надеяться, что он будет интересен. Но такого успеха никто не ожидал.

— Все же, как директор государственного театра вы вкладывали в эту постановку не только силы, но и деньги. Почему вы пошли на такой риск?

— Для директора театра оперы и балета важна интуиция. Я всегда считал себя прагматиком и был уверен, что все поддается логике. Но с годами я начинаю понимать, что многое определяется на интуитивном уровне. Я настолько горел желанием сделать этот спектакль, чтобы он состоялся, что даже не допускал мысли, что что-то будет не так.

— Дорого ли обошлись авторские права, которые нужно было выкупить для постановки?

— Относительно. Дл ...