Евгений Писарев: Публика хочет ходить на спектакли с хорошим финалом

Фото: teatrpushkin.ru/С.Петров

В минувшие выходные в Театре имени Пушкина прошла премьера спектакля Дом, который построил Свифт. В 80-х Марк Захаров экранизировал пьесу Григория Горина. После этого о Свифте чаще вспоминали ученые философских, филологических и театроведческих факультетов. Попытки вернуть на сцену трагикомедию Горина предпринимали режиссеры из Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода. В Москве Свифта играют впервые силами Евгения Писарева и его команды.

О выборе пьесы, принципах художественной политики и критериях любви публики к конкретным спектаклям Евгений Александрович рассказал m24.ru.

– Евгений Александрович, вы один из немногих худруков вашего поколения, относящихся к своему зрителю с гуманистической позиции. Вы не используете провокативный инструментарий, не выпускаете на сцену, к примеру, двадцать голых танцовщиков. В не совсем благоприятное для театра время у вас хватает смелости решиться на такой отчаянный шаг – обратиться к прозе Григория Горина, причем к самой мрачной его пьесе – Дом, который построил Свифт.

– Это страшно пессимистическая комедия, на мой взгляд, но несмотря на то что в каждом эпизоде рассказывается о смерти – уход человека, художника, физический уход из жизни и осознанный, интеллектуальный – из социальной жизни, в этом спектакле в конце все-таки появляется луч надежды. Не нужно забывать, пьеса написана с самоиронией, что мне очень нравится. Даже какие-то моменты, не лишенные пафоса, Горин умудряется отобразить по-человечески. Может, дело в его происхождении, а может, в таланте и гении драматурга, который писал в несвободное время, без всякой надежды на перемены, помогая людям жить. Он б

2000

ыл утешителем, хотя, как и Свифт, довольно презрительно относился к обществу в целом, к системе, и очень сострадательно и с любовью к конкретному человеку. Мне кажется, в Свифте это отражено.

Что касается второй части вашего вопроса – выбора художественной политики, каждый идет своим путем. Я не думаю, что появление двух десятков голых людей на сцене связано с завлечением публики. Это тоже художественная необходимость.

– Все равно это привлекает равно как, к примеру, опера на санскрите. Зачастую именно критерием необычности руководствуется публика, когда решает, на какой спектакль купить билеты.

– Наверное, но я веду свою художественную политику не в противовес кому-то, а потому, что так чувствую время, так понимаю театр и верю в него. Зачем же я буду раздевать двадцать человек, если не вижу в этом необходимости? Каждый делает то, что умеет, то, в чем он хочет развиваться. Я не разделяю себя с художником Зиновием Марголиным и со всей своей командой, с которой работаю десять лет. У нас есть установка: а можно ли делать современный театр без всех его штампов? Нужно, чтобы на сцене было не скучно, чтобы образы были живые, чтобы происходящее в спектакле трогало зрителя, заставляло его сопереживать, задумываться, но не используя при этом ставшие догмами приемы. Например, невозможно представить себе современный спектакль без задействованного в нем видеоконтента, использования веб-камер. Я тоже люблю подобные вещи, но это уже стало общим местом. То же самое – раздеть людей, лучше мужчин, и облить их водой. В череде таких спектаклей сложно отличить художественное явление от существующих законов. Поэтому если ты делаешь спектакль с классическими декорациями, с костюмами соответствующей эпохи, ты выглядишь чуть ли не изгоем… Словно выходишь на площадь с манифестом, хотя я к этому не стремлюсь. Я таким образом вижу театр и конкретно пьесу Дом, который построил Свифт. А пьеса невероятно современная! Читаешь ее, и у тебя складывается впечатление, что она написана в наши дни, хотя так же остро она воспринималась и тридцать лет назад.

– Это качество отличает хорошего драматурга от однодневки.

– Да. И я надеюсь, что Свифт – спектакль на много сезонов, и артисты будут развиваться в нем, а зрители приводить детей, друзей. Меньше всего мне хотелось проводить аллюзии с современностью, чтобы публика по ходу действия вылавливала какие-то скрытые смыслы – вот это точно про Путина или про сирийский конфликт, про Украину. Хотя почва для этого в Свифте имеется – в пьесе идет условная борьба за свободу Ирландии, за ее независимость от Англии. Кто хочет найти эти смыслы, тот их найдет. Социальный, политический театр нынче в тренде. Но я иду собственным путем и не страдаю от этого. Мне кажется, я что-то понимаю в российском репертуарном театре, его гуманистических традициях...

– То есть драматургия Григория Горина – это логичный выбор для вас. Вы взяли киносценарий или пьесу?

– Конечно, пьесу. В ней есть темы, которые отсутствуют в киносценарии и наоборот. Киносценарий написан как съемка фильма. В оригинале этого почти не осталось – только в титрах, когда слышен голос Захарова. А в сценарии люди садятся в автобус и уезжают. Этот ход использован еще в фильме Иисус Христос – суперзвезда. Когда Захаров сам занимался Свифтом, использовал и сценарий, и пьесу, где, кстати, в большей степени раскрыта религиозная тема, затронуты проблемы богоборчества.

– Знаете, мне попадались на глаза серьезные научные статьи, в которых Свифт рассматривался как аллегория Христа.

– Ассоциации были разные. Мы говорили и о Христе, и о Льве Толстом…

– А в связи с чем появилось имя хозяина Ясной поляны?

– С одной стороны, это тоже была авторитетная личность своего времени, с которой все считались, с другой – мы знаем его взбалмошным, безумным, своенравным стариком. На своей территории он тоже насаждал индивидуалистические порядки. Кроме того, не каждый писатель прожил такую долгую жизнь: Толстой – 82 года, Свифт – 80 лет. По меркам тех времен они невероятные долгожители! Даже в этом аспекте есть нечто мистическое. Меняются поколения, но есть какие-то вечные люди. Их уход для многих ознаменовывается с концом целого движения или учения. Вообще говорить можно о чем угодно, но мы реализуем идеи в пространстве театра, и на сцену выходит наш замечательный артист Андрей Заводюк, которому нуж