Настоящий, живой Ростов почувствовал беду. Попробуйте почувствовать и вы

Рано утром 19 марта в аэропорту Ростова-на-Дону произошла чудовищная катастрофа – при заходе на посадку разбился самолет Boeing 737-800 авиакомпании Flydubai. Погибли 62 человека, никто не выжил. Основными версиями причины крушения остаются ошибка пилота и техническая неисправность. Специально для «ФедералПресс» журналист Виктория Некрасова рассказала, как эти три дня прошли для горожан и почему людям сейчас так необходим покой.

19 марта, когда я приехала в аэропорт, там уже лежали цветы. Не так много, как день спустя, но достаточно. Люди стояли, плакали.

Зашла в зал для родственников и близких погибших: почти никого нет, людей увезли подальше от глаз репортеров. Кое-кто все же остался: лица серые, смотрят в пол. Мысли подойти и что-то спросить даже не возникает, ты сам понимаешь, что им сейчас вообще не до тебя, да, пожалуй, и не до себя…

Чуть поодаль в том же зале сидит обычный мужчина: куртка, шапка, ботинки, ничего выдающегося. В руках табличка: «Я вам соболезную. Помогу. Отвезу бесплатно». Пытаюсь снять его на телефон, отворачивается:

– Не снимайте меня, я здесь не для этого, просто не мог дома сидеть, когда тут вот такое.

Подхожу к девочкам-психологам, которые дежурят там же, их не очень много, видимо, остальные находятся рядом с родственниками в другом месте. Пытаюсь заговорить, просто поинтересоваться, как она-то себя чувствует.

– Комментариев не даем, – сказала как отрезала. И чувствуется, что за целый день эту фразу она говорила уже тысячу раз. И сразу становится как-то неловко, что ты тоже журналист. Стыдно, что ли…

На выходе из аэропорта стоят большие автобусы, люди укладывают в них свои вещи. Рядом – водитель. Подходим, спрашиваем, куда едет.

– Везу в Краснодар, должны были вылететь в Питер. Вылетят, конечно, но уже оттуда.

Люди молча загружаются в автобус, все понимают, почти не говорят, а если говорят что-то друг другу, то больше полушепотом. Вообще, над аэропортом в тот день какая-то ватная подушка опустилась. Как-то даже не тихо, а оглушающе тихо было. Не хватало чего-то, хотя и громкоговоритель что-то вещал, и народ, хоть и не очень громко, но переговаривался.

Начинаю искать кого-то из тех, кто обычно дает комментарии, взглядом пытаюсь выловить знакомые лица чиновников… Ну, не людей же допрашивать в такой ситуации. Что они скажут? Им и так плохо, зачем бередить. А у чиновников работа такая, им плохо быть не должно.

Каким-то чудом вместе с федеральными СМИ и еще одним бойким местным журналистом прорываюсь в ВИП-зал аэропорта. Там ждут Пучкова, министра МЧС. Говорят, как раз недавно уехал показывать полосу журналистам. Взял с собой только несколько человек с камерами, нечего, мол, там всем делать. Его ждем почему-то с особым трепетом, как будто он сейчас придет и скажет: «Ребята, а чего вы тут собрались? Ничего не было».

Приходит. Вместе с губернатором. Стоят, говорят на камеру те же вещи, которые мы все слышим в последние несколько часов: столько-то человек работает на полосе, работы займут столько-то, выплаты будут, скоро начнут выдавать, скорбим, соболезнуем, сочувствуем. Все. И мы выходим к зданию аэропорта, а там все еще идут люди, несут цветы, ставят свечи, все еще плачут. На стекле висят листочки А4 с именами погибших, просто листочки. А вокруг листочков – импровизированный мемориал. И люди, у которых общее горе, которым слишком тяжело переживать его дома в одиночестве...

20 марта – День траура. Подхожу к аэропорту, а навстречу мне – люди. И вместе со мной в одну сторону – люди. И мы выстроились в две колонны, как машины на дороге, и едем: кто-то от аэропорта, кто-то к нему. Те, кто только подходит, несут цветы, те, кто идет обратно – разговаривают. Доносятся обрывки разговоров:

– Говорят, пилот ошибся…

– Он тут не садился ни разу…

– Он вроде бы шасси выпустил даже…

– Страшно-то как!..

Это тоже версии, почти как в СМИ, но не так. Это сочувствие, это желание сделать чужую боль немного своей, это эмпатия на каком-то даже им самим не понятном уровне. В эти дни простые ростовчане показали, что такое быть людьми, что такое общее горе. Ростовчане притихли, и обычно такой громкий и суетливый город как-то опустел. Реальность опустела. А в это время виртуальное пространство буквально бурлило: версии, обвинения, вновь возникшая из ниоткуда украинская тема, террористы, оппозиционеры и противники оппозиционеров. Молчали единицы. Им хочется сказать огромное спасибо. Спасибо – за тишину.

К концу третьего дня, когда, кажется, все должно было устояться и остыть, оказалось, что ничего не остыло… Точнее, по-прежнему невозможно заходить в соцсети, где из-за каждого угла на вас набрасываются с очередной версией. Причем одна более нелепая, чем другая:

– Это чтобы к Савченко на оглашение приговора никто не прилетел!

– Это спецслужбы турков сбить хотели!

– Да там вообще никакого взрыва не было!

– А у нас тут 100 500 просмотров на новости о трагедии, мы молодцы!

И вот это все, весь этот шум со всех сторон. Информационный ад, попав на минуту в который, хочется выйти из него, смыть с себя все это и замолчать. Замолчать настолько, насколько это возможно: не обсуждать, не выдвигать версий, не читать бесконечных экспертов, которые, конечно же, уверены в истинности только своей, особой теории.

Хватит. Действительно, хватит. Дайте людям покой. Дайте профессионалам делать то, для чего они нужны. Там хватает специалистов, туда собрали лучших из лучших. Дорогие жители страны Интернет, учитесь состраданию у простых людей, которые в вашу виртуальную реальность почти не залезают или не залезают вовсе. Настоящий, живой Ростов почувствовал беду. Попробуйте почувствовать и вы. Пожалуйста.

Виктория Некрасова, фото автора