Операция "Ностальгия"

«Новоросс.info» - В политике существует непримиримое противоречие между фатальной рациональностью самого политического процесса и глубокой иррациональностью человеческой сущности, подверженной эмоциям. Причём эти эмоции невозможно рационализировать, так как миллионы задействованных даже в самых мелких политических процессах человеческих существ выражают всю гамму эмоций, не подлежащую классификации по устойчивым группам. Нельзя выделить условную группу, испытывающую в отношении к политическому оппоненту жалость и уловную группу, испытывающую ненависть, равно как и другие эмоции. Они присутствуют в конкурирующих популяциях вперемешку, хаотично.

При этом эмоциональное поведение отдельных личностей рано или поздно приводит к формированию средней эмоциональной линии всей популяции, как реакции на конкретную политическую ситуацию. Эта линия может совпадать или не совпадать со столь же случайно формирующейся эмоциональной линией людей, уполномоченных популяцией принимать политические решения и составляющих совокупность власти. В случае совпадения эмоциональных линий власти и социума, реакция государственного организма бывает если и неправильной, то скоординированной. Если же линии эмоциональной реакции социума и власти не совпадают, то внешнеполитический кризис осложняется внутриполитическим, продолжающимся до тех пор, пока какая-нибудь одна линия не победит и не станет доминирующей, либо же пока волны противостоящих эмоций, подкрепляемые зарубежным воздействием, не разнесут в щепки несчастное государство.

В эмоциональности политики до самого последнего времени не было ничего страшного. Поскольку человек – животное эмоциональное, соответствующая (эмоциональная) реакция была присуща обоим противостоящим лагерям, то есть они оказывались в равных условиях, а невынужденная ошибка одного, перекрывалась столь же невынужденной ошибкой другого.

До средины ХХ века политика напоминала ранние шахматы, с неразработанной теорией, ненаработанными стандартными ситуациям, в которых случайные быстрые победы, обусловленные ошибкой, которую сегодня не допустит даже начинающий шахматист, компенсировались столь же случайными быстрыми поражениями, вызванными аналогичной причиной. Но так же быстро, как шахматы в ХХ веке начали превращаться из искусства в науку, аналогичную трансформацию в то же самое время начала испытывать политика.

Наработанный за тысячелетия опыт, помноженный на резко возросшие возможности вычислительных систем и социальных наук вызвал моментальный, по историческим меркам переход количества в качество. Больше нельзя было рассчитывать на то, что ваше неправильное эмоциональное решение будет компенсировано неспособностью оппонента в режиме реального времени (за доской) найти контригру. Рациональность стала играть решающую роль в политике. Безусловно, в ней, как в современных шахматах, остался и элемент искусства: можно найти новое прочтение известной стандартной ситуации и поймать противника в ловушку «естественной реакции» на знакомую позицию. Более того, в политике этот элемент искусства развит значительно сильнее, чем в шахматах, поскольку по сравнению с доской 8х8 клеток, политическое пространство может считаться бесконечным, а количество вариантов непросчитываемым заранее.

Тем не менее, рациональный поиск более эффективного образа действий принципиально отличается от политических принципов, господствовавших доселе. Если раньше, приняв эмоциональное решение, ему надо было лишь неотвратимо следовать, чтобы ваши шансы на победу были не меньше, чем у противника, то теперь решение должно быть рационально обоснованным, причём чем больше глубина расчёта, тем больше ваши шансы, что оппонент не найдёт эффективную контригру. Тем более, что время продолжает играть ключевую роль. До начала активной фазы кризиса на фактор времени можно не обращать серьёзного внимания. Вы можете спокойно и не торопясь просчитывать варианты своих действий и действий оппонента. Но как только кризис вступает в активную фазу вы оказываетесь в ситуации, когда любое неожиданное, не просчитанное вами ранее действие оппонента требует реакции за доской, в режиме реального времени в условиях перманентного цейтнота.

Именно поэтому в современной политике эмоциональная неустойчивость является дисквалифицирующим признаком. В самых сложных условиях вы должны сохранять разум холодным, постараться найти истинную цель нестандартных действий противника и обнаружить в его построении уязвимость, позволяющую вам его переиграть. Чем больше вариантов вы проиграли «в ящике с песком» в докризисное время, чем больше и активнее вы размышляли над возможными разворотами будущего кризиса, чем шире ваша общая эрудиция и больше опыт политической деятельности, тем больше у вас шансов. Конечно и сейчас рождаются молодые гении, способные выигрывать у опыта, но если раньше общая ситуация складывалась в пользу более рисковой молодости, то сейчас опыт выигрывает 90% кризисов. Оставшиеся же проигрываются не столько из-за талантов молодости (с другой стороны, как правило тоже опыт), сколько по причине нехватки ресурсов.

Поэтому одна из главных задач ещё докризисного этапа современной политики – поставить противника в ситуацию цейтнота, осложнённую острой ресурсной недостаточностью. Тогда велик шанс, что даже самый талантливый политик не найдёт правильного решения в отведённый временной лимит и цейтнот плавно перейдёт в цугцванг, от которого до поражения один шаг.

Соответственно на предварительном этапе политического противостояния огромное (возможно решающее) значение для будущей победы приобретает вскрытие принципов на которые базируется стратегия противника, внешнего идеологического оформления его действий. С этой точки зрения, рекомендация Сунь Цзы знать форму противника, но самому формы не иметь приобретает новое прочтение.

Чем конкретнее оформлен противник в идеологическом плане, тем проще просчитать доступные и недоступные (идеологически запретные) для него механизмы воздействия на ситуацию. Ну а чем уже будет поле его возможных действий, тем легче их предугадать, просчитать основные варианты и найти им противодействие. Главное же, тем проще просчитываются цели вроде бы хаотичных шагов противника и его союзников на мировой арене, а также взаимосвязи между ними, тем сложнее застать вас врасплох внезапным началом кризиса.

Кстати, американцам тем сложнее просчитывать реакцию России, что сами мы внешней идеологической формы не имеем. В России борются и сосуществуют между собой монархическая, либеральная и коммунистическая идеологии, со всеми их возможными ответвлениями. Причём в каждом из основных идеологических течений есть коллаборационисты и патриоты. Однако, как это всегда бывает, наша сила является и нашей слабостью. Осознав, после многих безуспешных попыток, что Россию нельзя разрушить по тому же принципу, что СССР (как идеологический монолит) наши противники пытаются использовать против нас наше идеологическое разнообразие.