Венедикт Ерофеев «Москва — Петушки», или The rest is silence
Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу Светланы Шнитман-МакМиллин «Венедикт Ерофеев Москва — Петушки, или The rest is silence».Еще в 1980-е годы филолог-славист Светлана Шнитман-МакМиллин написала первое крупное академическое исследование «Москвы — Петушков». Одобренная самим Венедиктом Ерофеевым, эта работа долгое время оставалась основополагающей для филологов — но в то же время и малодоступной. Новое издание книги исправляет эту ситуацию. Шнитман-МакМиллин не просто предлагает комментарий к произведению: ее книга — это глубокое исследование интертекста, объясняющее законное место поэмы Ерофеева в ряду мировой классики. Работа публикуется в рамках проекта «Неканонический классик» (входящего в состав книжной серии «НЛО» «Научная библиотека»), плодом которого уже стали сборники статей и материалов, посвященных Д. А. Пригову, В. Сорокину, В. Шарову и Лианозовской школе.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Смерть героя
Достаточно лукавых восклицаний Разматывать извилистый клубок, Нет стройных слов для жалоб и признаний, И кубок мой тяжел и неглубок. Осип Мандельштам
В алкогольном кошмаре смерть переживается трижды. Первый раз — от руки страшного восточного тирана, олицетворения деспотической власти. Понтийский царь Митридат, остро реагирующий на полнолуние (вспомнить Булгакова[1>), разговаривает языком волка из сказки о «Красной шапочке»:
Красиво ты говоришь, Митридат, только зачем у тебя ножик в руках?..
— Как зачем?.. да резать тебя — вот зачем!.. Спрашивает тоже: зачем… Резать, конечно… (211)
— Бабушка-бабушка, а зачем у тебя такие большие зубы?
— А это — чтобы поскорее съесть тебя…[2>
Митридат — бесноватый:
А он уже ничего не слышал и замахивался, в него словно тысяча почерневших бесов вселилась… (211)
________________
И бесы просили Его: если выгонишь нас, то пошли нас в стадо свиней.
И Он сказал им: идите. И они вышедши пошли в стадо свиное. И вот все стадо свиней бросилось с крутизны в море и погибло в воде (Матф. 8: 31–32).
Образ «бесноватого», убийцы-волка — воплощения земной власти, с ножом бросающегося на героя, невольно вызывает в памяти стихотворение Мандельштама:
Мне на плечи кидается век-волкодав, Но не волк я по крови своей…
Последние строчки раскрывают смысл Веничкиного пробуждения от кошмара:
Потому что не волк я по крови своей, И меня только равный убьет[3>.
Митридат герою, у которого все «как у Гёте», — не ровня. Но чудовищная, бесчеловечная агрессия, уверенность власть имущего в своем праве убивать ложится на рассказ страшным впечатлением. «Бессилие», «судороги», «боль», «холод собачий», покушение на человеческое достоинство — краски этой картины, повторяющие утреннее состояние. Второй кошмар — символ страны Советов: «двое этих верзил со скульптуры Мухиной», убивающие в нем мужчину и личность (211). Но и это видение преходяще. Его можно победить памятью о «Суламифи» и сыне:
Талифа куми, как сказала твоя Царица, когда ты лежал во гробе, — то есть встань, оботри пальто, почисти штаны, отряхнись и иди. Попробуй хоть шага два, а дальше будет легче. Что ни дальше — то легче. Ты же сам говорил больному мальчику: «Раз-два-туфли надень-ка как-ти-бе-не стыд-на-спать…» (212).
Уйти из мира убийств, кровавой земной суеты, погони за выдуманным «золотым веком», от давящих и рушащихся «стальных коней»: «…уйди от рельсов, здесь вечно ходят поезда, из Москвы в Петушки, из Петушков в Москву. Уйди от рельсов» (212).
Главное — «мистическая сторона» — Бог. «Есть ли там весы или нет», — но легковесные, «ничтожные», нищие духом, те, кто верит, побеждают в вечности (214). Но забывшие «вздох и слезы», пренебрегшие Словом среди земной тщеты, такие легковесные — обречены:
Мене, текел, фарес — то есть ты взвешен на весах и найден легковесным, то есть «текел»… (214).
___________________
И ты, Валтасар, не смирил сердца твоего, хотя знал все это.
И вознесся против Господа небес, и сосуды Дома Его принесли к тебе, и ты, и вельможи твои, и жены твои, и наложницы твои пили из них вино, и славил богов серебряных и золотых, медных, железных, деревянных и каменных, которые не видят, ни слышат, ни разумеют; а Бога, в руке у Которого дыхание твое и у Которого все пути твои, ты не прославил.
За это послана от Него кисть руки и начертано это писание.
И вот, что начертано: МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ, УПАРСИН.
Вот — и значение слов: МЕНЕ — исчислил Бог царство твое и положил конец ему;
ТЕКЕЛ — ты взвешен на весах и найден очень легким.
ПЕРЕС — разделено царство твое и дано Мидянам и Персам.
…В ту же самую ночь Валтасар, царь халдейский, был убит (Дан. 5: 22–28, 30).
Сюжет, отраженный в поразительной картине Рембрандта «Пир Валтасара». Стремившийся к Богу и потерявший
Его по пути к своему «Эдему», Веничка Ерофеев встречает свою смерть. Лица четырех убийц, чьи «рожи» он видел: «Где, в каких газетах?..» (215), — обладали налетом «чего-то классического», то есть форм, отшлифованных веками. Эти четверо — собирательный образ: четыре классика марксизма, четыре монстра-пролетария из рабочего общежития, четыре спившихся телефониста — превращения апокалипсических всадников, «последняя» смерть героя, его конец света. «Иди и смотри», — говорит в «Откровении святого Иоанна» каждое из четырех животных, предвещающих смерть (6: 1–5, 7, 8). «Иди, Веничка, иди!» — подбивает себя герой «поэмы» на протяжении всего пути. «И я смотрю и вижу, и поэтому скорбен», — сознает В. Е. (144). Перед своими последними судьями он чувствует «страх», «озноб». Глазами убийц: «Как этот подонок труслив и элементарен!» (215). Они считают его существом без чувства чести. В смертельный момент, погибая от холода, одиночества и обреченности, он и сам видит себя таким же:
Ночью никто не может быть уверен в себе, то есть я имею в виду: холодной ночью. И апостол предал Христа, покуда третий петух не пропел. Вернее, не так: и апостол предал Христа трижды, пока не пропел петух. Я знаю, почему он предал, — потому что дрожал от холода, да. Он еще грелся у костра, вместе с этими (215).
_________________
Когда они развели огонь посреди двора и сели вместе, сел и Петр вместе с ними.
Одна служанка, увидевши его сидящего у огня и всмотревшись в него, сказала: этот был вместе с Ним.
Но он отрекся от Него, сказав женщине: я не знал Его.
Вскоре потом другой, увидев его, сказал: и ты один из них. Но Петр сказал тому человеку: нет.
Прошло с час времени, еще некто настоятельно говорил: точно, и этот был с Ним, ибо он Галилеянин.
Но Петр сказал тому человеку: не знаю, что ты говоришь.
И тотчас, когда он еще говорил, запел петух.
Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра; и Петр вспомнил слово Господа, как Он с ...
Ошибка в тексте? Выделите её мышкой и нажмите: Ctrl + Enter
Выделите любой фрагмент прямо в тексте статьи и нажмите Ctrl+Insert
Мы весьма признательны всем, кто использует наши тексты в блогах и форумах. Пожалуйста, уважайте труд журналистов: не перепечатывайте в блогах статьи целиком (они всегда доступны по этому адресу), не забывайте ставить ссылки на полный текст на нашем сайте.
|
||||